Альберт вновь приник к биноклю, потом сунул его мне.
– Ты только посмотри на этого красавца! Он просто обречен на победу!
Я взглянул и невольно проникся уверенностью приятеля. Адмирал впечатлял, жгуты мускулов перекатывались под лоснящейся шкурой грациозного животного, движения были плавны и уверенны.
– Позволь! – Поэт забрал бинокль и замурлыкал себе под нос неразборчивую песенку. Потом пихнул меня в бок и кивнул на арену. – Нет, ты только посмотри!
– Да смотрю я, смотрю, – пробормотал я без особого, впрочем, энтузиазма.
Старт! Лошади сорвались с места, и вперед сразу вырвался Адмирал. Он несся подобно ветру и после второго поворота опережал ближайшего преследователя более чем на два корпуса.
– Давай! – заорал Альберт, когда скакуны проносились мимо нас. – Жми! Быстрее!
А вскоре добавил еще пару слов, целиком и полностью нецензурных.
И было от чего!
Бежавший на вторых ролях жеребец с белой отметиной на лбу неожиданно прибавил и начал сокращать отделявшее его от фаворита расстояние. Жокей в черном шлеме и красном камзоле приник к его спине, словно приклеенный.
– Беги, черт тебя дери! – взвыл поэт. – Беги!
Но вот уже отставание сократилось до половины корпуса, затем лошади помчались ноздря в ноздрю, совершили очередной поворот, и Альберт вновь прилип к биноклю.
– Шевели копытами, старая кляча! – зло бормотал он себе под нос, временами перемежая призывы такими заковыристыми словечками, которые заставили бы озадаченно почесать затылок и портового грузчика.
А потом поэт вскочил на ноги, размахнулся и запустил в воздух билеты со ставками, и я ободряюще похлопал его по плечу.
– Денежки на ветер?
– Аргентум! – простонал Альберт. – Лео, ты видел это? Аргентум обошел Адмирала как стоячего!
Я не стал сыпать приятелю соль на душевные раны, просто забрал у него бинокль. Посмотрел на ложу для важных гостей и на миг просто опешил, когда показалось, будто встретился взглядом с Елизаветой-Марией. Быстро опустил бинокль и перевел сбившееся дыхание.
Елизавета-Мария, должно быть, смотрела куда-то в сторону. Не на меня. Она давно уже позабыла о существовании нескладного детектива-констебля, давно выбросила его из головы. Главный инспектор прав – я ей не пара.
И все же я мог бы невзначай перекинуться с ней парой слов. Даже нашел бы повод для этого, вот только охочие до сенсаций газетчики клюнули на мнимое возвращение Прокруста и задвинули статью о музе-убийце в раздел криминальной хроники.
Проклятье!
Настроение враз испортилось, я взглянул на хронометр и спросил:
– Альберт, ты идешь?
– А? Нет! Еще три забега! – отозвался мой излишне азартный приятель, перебирая билеты с оставшимися ставками.
– Мне пора. Увидимся.
– До встречи! – отмахнулся поэт и приложился к фляжке с кальвадосом, но сразу опомнился: – Лео! Заходи завтра! Обязательно! Слышишь?
– Слышу, – ответил я и принялся осторожно спускаться по скользким ступеням на нижний ярус. Нога болеть меньше не стала, и любой неосторожный шаг грозил закончиться падением, столь же нелепым, сколь и болезненным.
Но обошлось. Даже равновесия ни разу не потерял.
А потом, уже выйдя на площадь перед ипподромом, я вдруг почувствовал неладное, недоуменно обернулся и опешил от неожиданности, лицом к лицу столкнувшись с Елизаветой-Марией.
Моей Елизаветой-Марией, суккубом!
Меня аж передернуло от возмущения, но скандала я устраивать не стал.
– Какого черта ты здесь делаешь? – лишь тихонько прошептал я, когда девушка нагнала меня и взяла под руку.
– Ты не пришел ночевать, – напомнила Елизавета-Мария, – и я начала волноваться.
– Как ты меня нашла?
– Мы с тобой связаны, не забывай об этом.
– Не делай так больше! – приказал я.
– Леопольд, – недобро прищурилась девушка. – Все зависит только от тебя. – И, без какого-либо перехода вновь став милой и заботливой, проворковала: – Едем домой, дорогой?
Я покачал головой:
– У меня дела.
– Могу я пойти с тобой?
– Нет, – отрезал я и нехотя объяснил свое решение: – Твое присутствие будет неуместно.
– Очередные покойники?
– Не мои, – ответил я, слегка покривив душой.
– От тебя по-прежнему пахнет смертью, Лео, – понизила голос Елизавета-Мария. – Смертью и страхом.
– Хватит!
Но суккуба не так легко было отшить.
– Правда глаза колет? – улыбнулась она. – Знаешь, дорогой, а я ведь заблуждалась на твой счет. Я полагала, будто некая болезненная стеснительность мешает тебе открыться в своих чувствах той дылде-сиятельной. Но нет, ты просто не способен на это. Ты до смерти боишься оказаться отвергнутым! У тебя столько страхов…
– Вы все сговорились, что ли?! – не выдержал я, но сразу взял себя в руки и подозвал извозчика. – Отвезешь госпожу домой! – приказал ему, усадив Елизавету-Марию в коляску, и передал мятую пятерку. – Поговорим позже.
– Как скажешь, дорогой, – холодно ответила та.
Я ее недовольный тон проигнорировал и отправился на поиски свободного экипажа. Пора было ехать на подъем броневика…
На мост Эйлера в итоге я приехал загодя. Купил у лоточника засахаренных орешков, грыз их и слонялся по набережной, глядя в мутную воду реки.
Небо к вечеру так и не прояснилось, напротив – город затянуло серой хмарью, и потому сначала я заметил клубы черного дыма, вырывавшиеся из трубы буксира, и только потом из стелившегося над водой тумана показалась рубка ржавой посудины и низкие, облезшие борта.