Сиятельный - Страница 40

Ближе к середине платформы такой толкотни не было в помине, публика там подобралась куда более степенная и респектабельная. Господа в котелках, черных визитках, отутюженных полосатых брюках и лакированных штиблетах стояли вокруг урн, курили и вели неспешные беседы о театральных премьерах, ценах на зерно и судьбах мира. Дам среди этой категории пассажиров не было вовсе.

Поездка на деревянных скамьях с удобными спинками представлялась мне вполне разумным компромиссом в плане соотношения комфорта и цены, и я бы непременно купил билет второго класса, кабы не навязчивые попутчики. Все эти страховые агенты и коммивояжеры страсть как любили поговорить, а мне вовсе не хотелось заработать мигрень, выслушивая бесконечные благоглупости и отпуская не меньшие банальности в ответ. Уж лучше немного переплатить.

Я предъявил вахтеру билет первого класса и прошел через загородки к мягким сиденьям, на которых разместилось всего шесть пассажиров.

Аристократ в сопровождении то ли дочери, то ли молодой жены, усатый военный в пехотном мундире с саблей на боку, важного вида инженер в форменной тужурке с золочеными молотками и штангенциркулями на петлицах и семейная пара – худощавый выходец из Нового Света и его смешливая супруга. Все они смерили меня внимательными взглядами, и все как один сочли непригодным для светской беседы. Дело ограничилось вежливыми кивками, и, надо сказать, это обстоятельство меня более чем устроило.

Я не любил и не искал новых знакомств. И людей тоже… не любил.

По дальнему пути прогрохотал окутанный черным дымом грузовой состав с однотипными, различавшимися лишь цифровыми комбинациями вагонами, вслед за ним промчался почтовый экспресс, а потом – минута в минуту – к перрону подъехал наш поезд.

Пассажиры третьего класса немедленно придвинулись к самому краю платформы и столь же синхронно отпрянули назад, когда раздался протяжный гудок и ноги им обдало клубами белого пара. Коммивояжеры и командированные клерки без лишней спешки принялись тушить сигареты и выбивать трубки, мои же попутчики стали отдавать распоряжения носильщикам, и я первым прошел в гостеприимно распахнутые двери, занял место наособицу, снял котелок и небрежно откинулся на мягкую спинку.

В отличие от вагонов второго класса, разделенных на купе по шесть мест каждое, пульмановский вагон представлял собой просторный салон с картинами на стенах, комфортабельными мягкими креслами и диванами. Здесь же имелись отдельные комнаты для пассажиров, путешествующих на значительные расстояния, но среди нас таковыми оказалась лишь семейная пара.

Вскоре прозвучали два коротких гудка, и поезд плавно, без единого рывка тронулся в путь. Состав выкатил из-под застекленного купола вокзала, и колеса затеяли веселый перестук на стыках рельс. За окнами проносились запасные пути и бесконечные ряды пакгаузов; стюарды начали разносить прохладительные напитки, я отвлекся взять ситро, а когда вновь взглянул в окно, вокзал уже остался позади. Поезд проехал по железнодорожному мосту и теперь катил напрямик через фабричную окраину.

Куда ни взгляни – одни лишь серые заборы и колючая проволока, мрачные громады цехов и закопченные трубы с клубами вонючего дыма. На боковых путях время от времени попадались паровозы с двумя-тремя товарными вагонами, но пассажирский состав имел приоритетное право движения, и мы мчались вперед без остановок. Лишь когда бесконечные заводы остались позади, поезд понемногу замедлил бег и остановился на открытой платформе Западного вокзала, обветшалого и неухоженного.

На этой станции в вагон первого класса никто не подсел.

Затем поезд помчался вдоль ограды императорского парка, быстро миновал чахлую зелень замученных смогом деревьев и въехал в царство складов и контор, из-за которых время от времени проглядывала серебристая гладь Ярдена. Дальше железнодорожная ветка была проложена напрямик через жилую окраину, и перестук колес начал отражаться от стен с обвалившейся побелкой и квадратами мутных стекол.

Понемногу дома расступились, состав вырвался из города на сельский простор и стал неуклонно набирать скорость, разгоняясь на прямом участке путей. Поначалу за окнами проносились поселки, потом их сменили небольшие фермы, сады, выпасы и луга, разделенные невысокими оградами, а где и попросту межами. На горизонте маячили рощицы фруктовых деревьев, изредка попадались небольшие болотца с проблесками чистой воды меж высоких зарослей камыша, да тянулись среди осоки ленты обмелевших ручьев. Разгуливали вдоль железнодорожных путей коровы, мелькали белые точки овец.

Будто в другом мире очутился. Патентованная пастораль.

Паровоз начал замедлять бег, когда с обеих сторон железной дороги раскинулось поле, желтевшее цветками кормовой люцерны. Раздался пронзительный гудок, заскрипели тормоза, вагон качнуло, и поезд остановился на крохотной станции, состоявшей из пары административных зданий и угольного склада.

Я поднялся с кресла, и остальные пассажиры с неприкрытым удивлением уставились на чудака, вознамерившегося сойти в эдаком захолустье. Меня это нисколько не задело; я с видом гордым и независимым прошествовал на выход, пересек пустой перрон, миновал закрытые билетные кассы и только на улице позволил себе тоскливый вздох.

Прислать коляску дядя не удосужился.

Плевать! Три километра – не такое уж великое расстояние.

И я зашагал к родовому имению по проселочной дороге, в пыли которой выискивали зернышки и жучков пестрые несушки.