Рамон потянул носом воздух и спросил:
– Это то, что я думаю?
– Именно, – кивнул я. – Проверь мусорное ведро, – и повернулся к иудею. – Надеюсь, проверка мусора гоем не является нарушением ваших устоев?
– Нет, – односложно ответил консьерж, явно жалея, что вообще пустил чужаков на порог дома.
Рамон провозился меньше минуты, после этого мы распрощались с хмурым иудеем и вышли на улицу.
– Что-нибудь нашел? – спросил я, спускаясь с крыльца.
Крепыш показал небольшой бумажный сверток с полусмазанным иероглифом.
– Опиум? – решил я, поскольку пахло в квартире именно этим наркотиком.
– Китайский, – подтвердил Рамон.
– Только не говори, что придется опять соваться в китайский квартал!
Крепыш пожал плечами.
– Если Аарон еще жив, то валяется в одной из тамошних курилен. Думаю, по этой бумажке нам подскажут, в какой именно.
– Те констебли?
– Да хотя бы и они.
– Поехали.
И мы отправились на поиски извозчика, готового промозглым дождливым вечером отвезти двух господ в китайский квартал.
Нашли, конечно. Деньги подчас творят настоящие чудеса.
В дождливую погоду китайский квартал выглядел еще неприглядней, чем в ясные дни. Пусть на улицах стало чуть меньше попрошаек и не так сильно воняло запахом подгорелой еды, но тротуары залило водой и всюду плавали нечистоты. И никаких шествий, фонариков, рикш, боя барабанов и толп любителей поразвлечься в местных борделях и притонах. Район превратился в грязную тень самого себя.
Впрочем, насчет попрошаек я несколько поторопился – стоило только нам выбраться из экипажа, как со всех сторон немедленно потянулись увечные нищие, однорукие, безногие, гниющие заживо.
– Убирайтесь! – раздраженно рявкнул Рамон и зашагал к лапшичной.
Я поспешил следом и тихонько рассмеялся:
– Не давай воли страхам, приятель.
– Пошел ты! – выругался крепыш, распахнул дверь и скрылся в закусочной. Вскоре он вышел обратно, вслед за ним появился пропахший запахом немудреной стряпни констебль, старший в наряде.
– Ну? – хмуро глянул он на нас. – Что еще?
Рамон сунул ему бумажный сверток. Констебль какое-то время рассматривал иероглифы и даже отошел к окну, потом вернул обрывок Рамону и прямо заявил:
– Там с вами разговаривать не станут.
– Сколько? – спросил я.
– Это притон Красных Драконов, – покачал головой полицейский. – Действуйте на свой страх и риск, нам здесь еще работать.
– А просто проводить? – уточнил Рамон.
Констебль задумался, потом кивнул и скрылся в лапшичной. Пару минут спустя на улицу вышел его подчиненный-китаец.
– Двадцать франков! – с ходу заявил узкоглазый.
– Десять, – протянул я ему мятую банкноту.
Китаец от денег отказываться не стал, но выдвинул встречное предложение:
– И пять на месте.
– Веди, – согласился я.
Округу все сильнее затягивал туман, стоило свернуть с оживленной улицы, и звуки немедленно смолкли, остался лишь плеск воды под ногами да чавканье грязи. Временами даже начинало казаться, будто мы шагаем по рисовому полю, главное было не приглядываться, ведь иной раз в лужах попадались вещи совсем уж отвратительные. Лично я не хотел знать, на чем скользят подошвы сапог.
Впрочем, мне было не до того – пока плутали в лабиринте узеньких улочек, не оставляло чувство, будто кто-то крадется за нами, подглядывает из-за угла, следит, перепрыгивая с крыши на крышу. Вспомнилась лиса-оборотень, сделалось окончательно не по себе.
Я расстегнул ремешок кобуры «Рот-Штейра», затем переложил «Цербер» в карман плаща и собрался было снять с предохранителя убранный в портфель маузер, но тут мы вышли к двухэтажному домику с броской вывеской, на которой перемежались непонятными иероглифами многочисленные красные драконы.
Провожатый немедленно протянул руку и потребовал:
– Пять франков!
Я оперся на трость, повернулся к Рамону и спросил:
– Что скажешь?
Крепыш присмотрелся к обрывку свертка и кивнул:
– Похоже на то.
– Пять франков! – повторил китаец, заметно нервничая. Находиться здесь дольше необходимого ему не хотелось.
Я достал бумажник, но прежде чем расплатиться, на всякий случай уточнил у напарника:
– Обратно дорогу найдем?
– Найдем, – уверенно подтвердил Рамон.
Китаец выхватил пятерку и в один миг растворился в темноте, словно его и не было с нами вовсе.
– Смотри, – предупредил я приятеля, – если заблудимся, я тебе этого не прощу.
– Меня больше другое беспокоит, – хмыкнул Рамон, скинул винчестер с плеча и направился к опиумному притону.
Я вздохнул и поспешил следом.
Разговор и в самом деле обещал выйти не из легких. Китайский квартал, опиумный притон, территория триады – и два назойливых чужака с вопросами. Взрывоопасная смесь, даже без учета винчестера.
Именно из-за винчестера в руках Рамона я прошел в притон первым. Склонился, шагнув в низенькую дверь, спокойно выпрямился и оглядел задымленное помещение. Многочисленные загородки из циновок сбивали с толку, не позволяя оценить истинные размеры комнаты, этому же мешало скудное освещение – единственная керосиновая лампа горела над столом, за которым играли в маджонг полдюжины изукрашенных татуировками китайцев.
Один из игроков оглянулся на шум распахнувшейся двери и присвистнул:
– Фараоны пожаловали!
Когда от игры оторвались остальные, я попросил Рамона:
– Покажи.
Крепыш с опущенным к полу винчестером спокойно подошел к столу, выложил на его край обнаруженную в мусорном ведре бумажку с иероглифом и отступил обратно.